Оптинские отцы смиренные. Хранят оптинские монашеские традиции. Похвалить монаха – то же самое, что бегущему подножку поставить. Пока живы, все подвизаются, а о святости человека судим мы уже после его смерти. Хорошее высказывание по этому поводу прочитала у святых отцов: «Перед самым сбором урожая град может уничтожить виноград, и праведник перед смертью [может] согрешить. Поэтому не спеши ни к кому [приступать] с похвалами». Читаю и представляю крупные и ароматные, налитые соком грозди винограда. Но ведь может пройти град или снег выпасть… Наверное, поэтому из уст в уста передаётся оптинская байка. Спросили старца, отца Илия: «Батюшка, правда, что все оптинские отцы – прозорливцы и чудотворцы?» На что старец с улыбкой ответил: «Не знаю насчёт прозорливцев, а чуднотворцы точно все».
От редакции: 5 лет назад скончался митрополит Антоний Сурожский – один из самых светлых людей двадцатого века. Блестящий проповедник, он обладал даром сказать понятные современному человеку, теплые, правдивые слова, проникающие в самую глубь израненного сердца, апостол Великобритании, создавший не один по-настоящему многочисленный православный приход, философ. Молитвенно вспоминая владыку в этот день, предлагаем читателям беседу протоиерея Александра Степанова с духовными чадами Владыки Антония, прозвучавшую на радио “Град Петров” .
Прот. Александр Степанов: Здравствуйте, дорогие братья и сёстры. Сегодня в нашей студии мы беседуем с гостями из Англии - Владимиром Борисовичем и Ириной Яновной фон Шлиппе...
В чем же попрекнул заезжий судия иеромонаха Романа? В том, что он на весельной лодке возил шифер, кирпич и доски из деревни, что дом стал смотреться обжитым после многих лет заброшенности, что растащил мусорные горы, посадил молодые липы, проложил по болотистому берегу дорожку к реке из ровненьких чурок и дощечек, сгородил лодочный причал, срубил баню, укрыл от снегов и дождей дрова в сарае, обиходил огород и, наконец, в пределах дома сумел сотворить церковку, ласковую и торжественную одновременно... Не в берлоге и не в пещере обитает иеромонах Роман, здесь духовный дом, здесь всё просветлено горением души человека по имени иеромонах Роман. И как же радостно видеть всякую мелочь его нехитрого быта, самодельное приспособление под рукомойником, полки из жердочек, наполненные толстыми книгами, святоотеческими, богословскими, литургическими.
Каждому народу дан свой способ открыть себя в мире и сказать о себе миру. Россия издревле выразила себя молитвой, иконой и поэзией. У нас и молитвы, и жития, и проповеди вдохновенны, образны, музыкальны, они сотворены сердцем и обращены к сердечному отклику: поэзия русская, при всем ее литературном универсализме, знает один точный адрес — душу русского человека, отзывчивую на слово, на его не внешний, а самый сокровенный, потаенный смысл. Может быть, эта нерастворимость душевности и сердечной духовности позволяет до сих пор удержаться России перед натиском машинного мышления и машинообразного бытия.
Когда я вошел в тернопольский кафедральный собор во имя мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, архиепископ Тернопольский и Кременецкий Сергий совершал проскомидию в нижнем подвальном алтаре храма. Как мне объяснил дежурный послушник епархиального управления, владыка, если не в отъезде, ежедневно приезжает к 7:30 для молитв, до Херувимской вынимает частички о здравии и упокоении своих многочисленных чад и собратьев по служению. Благословляя служащее духовенство на малый и великий входы, он продолжал молиться у жертвенника до начала евхаристического канона. А затем до конца будничной службы оставался там же, читая молитвы. И лишь после окончания литургии вышел из алтаря и стал благословлять паству. Многие женщины пришли с цветами, и он, держа букеты в левой руке, благословляя, беседовал с каждым прихожанином, уделяя некоторым по несколько минут. Очевидно, люди обращались к своему пастырю и за советами. С особенной любовью он благословлял детей, кладя руку на голову и давая прикладываться к кипарисовой панагии. Так прошло минут тридцать.
В чем же попрекнул заезжий судия иеромонаха Романа? В том, что он на весельной лодке возил шифер, кирпич и доски из деревни, что дом стал смотреться обжитым после многих лет заброшенности, что растащил мусорные горы, посадил молодые липы, проложил по болотистому берегу дорожку к реке из ровненьких чурок и дощечек, сгородил лодочный причал, срубил баню, укрыл от снегов и дождей дрова в сарае, обиходил огород и, наконец, в пределах дома сумел сотворить церковку, ласковую и торжественную одновременно... Не в берлоге и не в пещере обитает иеромонах Роман, здесь духовный дом, здесь всё просветлено горением души человека по имени иеромонах Роман. И как же радостно видеть всякую мелочь его нехитрого быта, самодельное приспособление под рукомойником, полки из жердочек, наполненные толстыми книгами, святоотеческими, богословскими, литургическими. 
Каждому народу дан свой способ открыть себя в мире и сказать о себе миру. Россия издревле выразила себя молитвой, иконой и поэзией. У нас и молитвы, и жития, и проповеди вдохновенны, образны, музыкальны, они сотворены сердцем и обращены к сердечному отклику: поэзия русская, при всем ее литературном универсализме, знает один точный адрес — душу русского человека, отзывчивую на слово, на его не внешний, а самый сокровенный, потаенный смысл. Может быть, эта нерастворимость душевности и сердечной духовности позволяет до сих пор удержаться России перед натиском машинного мышления и машинообразного бытия.
Когда я вошел в тернопольский кафедральный собор во имя мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, архиепископ Тернопольский и Кременецкий Сергий совершал проскомидию в нижнем подвальном алтаре храма. Как мне объяснил дежурный послушник епархиального управления, владыка, если не в отъезде, ежедневно приезжает к 7:30 для молитв, до Херувимской вынимает частички о здравии и упокоении своих многочисленных чад и собратьев по служению. Благословляя служащее духовенство на малый и великий входы, он продолжал молиться у жертвенника до начала евхаристического канона. А затем до конца будничной службы оставался там же, читая молитвы. И лишь после окончания литургии вышел из алтаря и стал благословлять паству. Многие женщины пришли с цветами, и он, держа букеты в левой руке, благословляя, беседовал с каждым прихожанином, уделяя некоторым по несколько минут. Очевидно, люди обращались к своему пастырю и за советами. С особенной любовью он благословлял детей, кладя руку на голову и давая прикладываться к кипарисовой панагии. Так прошло минут тридцать.