Анатолий ТОРКУНОВ, член-корреспондент РАН, ректор МГИМО (У) МИД России, Москва

Разум не противоречит вере, подобно тому как наука не противостоит религии: просто они решают разные задачи, у них различные предмет и методы исследования, если угодно. Более того, и разум, и вера нужны как в науке, так и в религии. Любая мировая религия, помимо оснований веры, активно использует и рациональные выкладки: достаточно ознакомиться хотя бы с азами христианского или мусульманского богословия, чтобы понять, что это так. Но и в науке присутствует вера: и как психологическая составляющая научного поиска, и как гипотетическое допущение.

Я бы еще подчеркнул, что вера – это ценностная категория, она является следствием свободного выбора человека в тех вопросах, где разум бессилен или ограничен. Поэтому в вере всегда есть риск (Николай Бердяев называл веру прыжком в пропасть: человек не знает наверное, разобьется ли он об острые камни, или спасется, несмотря на большую высоту). Рациональное же познание в каком-то смысле не оставляет свободы выбора – нельзя просто сказать, что мне не нравится тот или иной физический закон или математическое доказательство: где есть жесткое рациональное основание, вера не нужна. Зачем совершать ценностный выбор в пользу теоремы Пифагора, если ее истина очевидна? Но жизнь никогда не сводилась к рациональным вещам, поэтому вера необходима.

РАЗУМНЫЙ ЧЕЛОВЕК НЕ МОЖЕТ ВЕРИТЬ В ЧУДЕСА
Виталий Гинзбург, академик РАН, лауреат Нобелевской премии по физике, Москва

Мешает ли разум вере? Безусловно! Я считаю, что разумный человек не может быть верующим – верить в чудеса, во всяком случае. Я считаю, что вера бывает, грубо говоря, двух сортов. Одна вера: “Ну, что-то там есть такое, какой-то высший разум…” Например, деизм: вера в Создателя, который после акта творения просто устранился от дел. Эйнштейн говорил о космической религии, Спиноза – о пантеизме, который фактически является тем же атеизмом, разве что называется иначе.

Другая вера – когда человек принадлежит к какой-то религии: христианству ли, мусульманству, иудаизму... Возьмем христианство: оно нам больше известно. Это вера в то, что Дева Мария была непорочной, что Иисус Христос вознесся на небо – иными словами, вера во всякие чудеса.
Наука как раз тем и занимается, что изучает природу безо всяких чудес, поэтому я отвечаю совершенно четко: если говорить о теизме – то такая вера, безусловно, противоречит разуму. Конечно, в разговоре о вере “вообще”, вроде пантеизма, все сложнее. Нельзя доказать, что Бога нет, как нельзя и доказать и то, что Он есть. Но, понимаете, тот же деизм в свое время был просто уловкой в религиозном споре: да, я верю, но не знаю точно, во что именно.
А что касается ученых – это неправда, что верят почти все. Мой небольшой опрос в журнале “Наука и жизнь” показал, что атеистов – 60 процентов! Конечно, тут очень важно подчеркнуть: есть атеисты, а есть воинствующие безбожники. Атеист просто не верит в Бога, а воинствующий безбожник считает, что его долг – мешать вере других, преследуя их и разрушая храмы. И путать эти две позиции – то же самое, что отождествлять правоверного католика с инквизитором. Я за то, чтобы люди могли свободно верить. И если я возражаю, то только конкретно: например, против того, чтобы в школе преподавали Основы православной культуры. Как потом этих детей будут учить биологии?..

НЕ НАУКОЙ ЕДИНОЙ ЖИВ ЧЕЛОВЕК
Ростилав ПОЛИЩУК, доктор физико-математических наук, Москва

В наше время крайне необходима терпимость людей различных мировоззрений – верующих и просвещенных атеистов из числа профессиональных ученых. У каждого человека своя правда, но истина для всех одна. Как гласит древнее изречение, мир – это не отсутствие войны, но добродетель, порожденная душевной мощью. Эту душевную мощь следует отличать от духовного либертинизма, равнодушного к борьбе идей. Между полюсами разных знаков проскакивают молнии, рождающие новое видение единой для всех истины, а равнодушие бесплодно.

Если Бог реально, объективно существует, то атеизм есть богословская  проблема. Если Бог существует только в виртуальном пространстве культуры, то религия есть научная проблема. Ученый признает необходимость мифологической стадии в развитии и человека, и человечества. Верующий считает себя обладателем высшей истины, а ученого – духовным недорослем. Для верующего волевое начало человека выше разумного, для ученого – наоборот. При этом ученый понимает, что научные понятия имеют конечный предел применимости и должны развиваться. Для верующего догматы его религии неколебимы. Религия учит стоянию перед лицом тайны бытия, а наука реально отвоевывает у непознанного все новые территории.
В противостоянии современной бездуховной мистике, возвращающей нас в дохристианскую эпоху оккультных суеверий, ученые и верующие – союзники. Но когда православные христиане, подобно большевикам (которые в свое время поносили, скажем, общую теорию относительности), берутся учить ученых – они дискредитируют христианство изнутри. Но сфера нравственности – территория мира ученых и верующих. Ведь не единой наукой жив человек.

Яркой иллюстрацией этого является Московский университет, при котором всегда была своя домовая церковь св. Татьяны. И она никогда не пустовала. То есть всегда профессора, сотрудники, студенты приходили в церковь, а ведь это – самые образованные люди, стоящие на переднем крае науки, знающие фундаментальные основы.
Другое дело, что разум никогда не дает человеку покоя, в том смысле, что человек думающий, размышляющий всегда ищет ответы на волнующие его вопросы, находит, ставит новые вопросы и вновь ищет. Конечно, такие люди держат в напряжении всегда всех своих учителей, к которым можно отнести и служителей Церкви. Однако это в итоге способствует развитию и духовной мысли, поиску ответов на нравственные вопросы.

Ученые всегда имеют дело с чем-то нерешенным, наука – это внедрение в неизвестное. Нередко, исследуя “Х”, мы временно оставляем другие параметры исследуемого – “Y” или “Z” – почти “на веру”. Далее мы должны “подчистить” эти “Y” и “Z”, или, во всяком случае, сказать, что что-то еще не дается. Так, например, мы развивали важнейшее направление – физиологию мозга человека. Меня как работника науки вовсе не пугает что-то, чего я не могу сейчас полностью доказать.

Я пришла к вере в зрелом возрасте, сознательно, около шестнадцати лет назад. Для меня приход к вере – возможность ввести в свою ежедневную жизнь любовь к людям. И с этой позиции воля и чей-то разум не может мешать вере.
Я занимаюсь изучением работы мозга, в том числе вопросом, как мозг обеспечивает проявление эмоций. Я могу сказать, что позитивные эмоции – великое дело, и вера для меня – огромный источник позитивных эмоций.