В ДЕТСТВЕ я был очень хилым ребенком. Чем я только не переболел в это время — и корью, и скарлатиной, и горячкой, и просто лихорадкой! Но ни разу я не был так опасно болен, как на восьмом году жизни. Я заболел тифом.
Во время болезни, как рассказывала потом мать, я почти постоянно был в бреду и очень редко приходил в сознание. Помню только, что когда я приходил в сознание, то обыкновенно видел мать, молящуюся пред иконой Божией Матери, висевшей в той комнате, где я лежал. Раз как-то я очнулся. В комнате никого не было, только мать стояла на коленях и вполголоса молилась. По лицу ее ручьями текли слезы. В моей памяти и до сих пор сохранились слова ее молитвы:
— Матерь Божия, Царица Небесная! Помилуй Ты его. Пресвятая Владычица! Ты также имела Сына и мучилась при виде Его страданий! Ради Своего Сына, оживи мне моего!
— Мама! — позвал я. — Пить хочу.
Она встала и дала мне воды.
— Ты за меня молилась, мама? Я слыхал. Ах, как хочется мне быть здоровым! Скоро Светлое Воскресенье! Матерь Божия! Пошли мне здоровье, чтобы Пасху встретить!
После этого я опять впал в забытье и стал бредить.
На другой день, придя в сознание, я увидел в комнате священника, диакона и псаломщика. Они провели водосвятие и акафист Пресвятой Богородице. Мать стояла на коленях у моей кровати и вся в слезах молилась. Подле нее стояла моя маленькая сестра и тоже плакала. Отец и тетка стояли ближе к священнику, с печально опущенными вниз головами.
Невеселая была обстановка, но внушавшая какое-то особенно благоговейное чувство. Я сердцем, если не детской головой, сознавал всю торжественность настоящей минуты и попросил, чтобы мне помогли приподняться на постели. Я чувствовал, что мне было как будто несколько легче. Но прошло несколько минут, и я в изнеможении опустился на подушку и уснул. Когда я проснулся, служба еще не была кончена.
— Мама! Мне сейчас приснилось, будто в нашей комнате было накурено ладаном, открылось небо, и Матерь Божия, вся в белых священных ризах, сошла ко мне по лестнице, взяла меня за руку и подняла с постели, сказав: «Вставай, Вася! Будет уж лежать!»
Мать, услыхав об этом, залилась слезами и, пав пред иконой, долго-долго молилась пред ней. Когда кончилась служба и батюшка дал мне приложиться ко кресту, я сначала поцеловал крест, потом привлек его к груди и так держал несколько минут, молясь, чтобы Господь послал мне выздоровление.
Скоро, уснув снова, я проспал спокойно до следующего утра, и этот сон был для меня сном выздоровления.
После этого я стал заметно поправляться.
Приближалась Святая Пасха. Все были на ногах и поспешно собрались к заутрене. Еще не благовестили. Я только в первый раз после болезни встал на ноги.
Пошли в церковь. Меня сначала хотели нести на руках, но я упросился идти сам.
— Мне и так надоело все лежать да лежать, — говорил я.
Во время богослужения я тоже стоял все на ногах. И так отрадно действовало на душу давно жданное с таким нетерпением торжество Светлого Воскресенья! Когда запели «Христос Воскресе!», на сердце стало так радостно, весело!
В этот день я причастился. Домой возвратился я уже почти совсем здоровым и даже ни разу не прилег во весь день. И с того дня еще и до сих пор не приходилось мне болеть. Бывало, когда я уже учился в школе, нападет лень и хочется хоть недельку прихворнуть, ан нет — болезни как будто стали бегать от меня.
(Из книги «Молитва матери», изданной православным братством «Неопалимая купина»)
В ДЕТСТВЕ я был очень хилым ребенком. Чем я только не переболел в это время — и корью, и скарлатиной, и горячкой, и просто лихорадкой! Но ни разу я не был так опасно болен, как на восьмом году жизни. Я заболел тифом.