– Владыка оставался в Шанхае какое-то время. У него, по-моему, была виза в Америку, но он заехал на Филиппины, на Тубабао, островок. Там с нами пробыл, наверное, месяца три. На этом островке оказалось около пяти тысяч русских.

Часть приюта он смог, договорившись с американским правительством, перевезти в Сан-Франциско. И когда привез ребят туда, то купил дом, чтобы им было где жить. И пришли попечительницы и говорят: «Ребят мы можем устроить на работу куда-нибудь». А владыка: «Нет, мои ребята должны еще учиться. И они будут учиться, а не работать». Все они вышли в профессора, в доктора и инженеры благодаря только его настойчивости. Мой брат тоже должен был ехать в Сан-Франциско, и владыка этого хотел. Но брата забрали в Австралию. А владыка Иоанн постриг его в чтецы еще в Шанхае. Он прекрасно читал, чудесный у него голос был. И владыка даже откладывал для него деньги, чтобы он смог приехать в Америку. Вот так владыка относился к детям.

– С кем-нибудь из воспитанников приюта встречались потом?

– Много шанхайцев в 1947 году уехали из Филиппин в Россию. Сначала забирали детей в детский дом, а потом уже ехали семьи. Я потом старалась разыскать кого-нибудь. Но многие уже ушли в мир лучший.

Я была в России в 1990 году, очень хотела увидеть тут кого-нибудь из бывших воспитанников приюта. Кто-то в это время жил в Днепропетровске, еще – в городе Гай Оренбургской области. Мы встретились в Москве. Я переписываюсь с ними.

Слышала еще, что некоторые в Свердловскую область попали или в сам Свердловск.

Я очень хочу разыскать кого-нибудь из бывших воспитанников. Даже давала объявление в газету, думала, может быть, кто откликнется. Но ничего не получилось. А, может, просто не читают газет. Вообще найти кого-нибудь непросто: нужно знать точную дату рождения; недостаточно того, что в 1947 году уехали из приюта.

– Какую-то роль в вашей личной судьбе сыграл владыка Иоанн?

– Очень большую. Когда я родителей потеряла, то одно время не хотела учиться, бросила. А владыка меня подозвал и говорит: «Ну, и что ты собираешься делать?». Я говорю: «Буду в приюте полы мыть». Он ничего не ответил. Пришла я на выпускной бал. И чувствую, что не могу без школы. Подошла к директору и сказала, что хочу вернуться. Пошла и к владыке, говорю: «Благословите, я хочу снова заниматься». Он отвечает: «Благословляю, иди с Богом». А потом, когда я пришла на занятия, он мне и говорит: вот, когда все в течение года учились, ты хотела гулять, а теперь они все гуляют (а была жара), а ты учишься. Ну, что же поделаешь: я на второй год не хотела оставаться.

Он и пошутить мог. Нас очень понимал. Даже жаргон с ребятами употреблял.

Захотелось нам как-то вечеринку устроить на праздник. Пришли к владыке: «Владыка, благословите на вечеринку» А он: «Вот чудачки, право же, зачем же я вас буду благословлять на вечеринку?!». Вот такие мелочи, но они яркие. Наша жизнь не была одни кресты да поклоны. Хотя владыка был строг. И в церковь мы много ходили. У нас даже было две литургии. Ранняя в соборе служилась, приучались и на раннюю ходить. Священников не хватало, чтобы в нашей церкви служить. А владыка всегда приходил и на раннюю литургию, и позднюю служил.

Бывало, подумаем, что его нет на службе, сократим петь что-нибудь, и тут вдруг он зачёкает: «Повторить сначала».

– А на вечеринках чем занимались?

– Пели, танцевали. Американские танцы, фокстроты нам не позволяли танцевать, тут было строго, надо было только русские народные танцы. Но нам хотелось и фокстроты. Тогда из ребят кто-нибудь становился на страже. Прибегает: «Архиерей идет!». И мы сразу польку-бабочку начинали танцевать.

– У вас остались какие-нибудь фото тех лет?

– У меня были фотографии, но я их отдала, когда собирались в Сан-Франциско выставку делать, а потом альбом о приюте. Отдала все фото, там и с парада были, и гимнастика, и марш. Но, кажется, альбом не получилось сделать. Я написала, спросила: как продвигается? Молчание. Обидно. Ведь я и письма владыки отдала, что он мне писал когда-то в Австралию. Теперь очень жалею, что ничего не оставила. Я тогда и Библию послала с подписью владыки. Когда мы заканчивали, нам всегда выдавалась Библия, и на ней была подпись владыки Иоанна.

Письма были или ко дню ангела, или к Рождеству.

– Про владыку Иоанна в Москве выпустили книгу. Написал отец Петр Перекрестов, а издал Сретенский монастырь, в семинарии при котором я учусь.

– А ко дню ангела владыки мы пели ему песню: сами написали стихи и музыку.

Владыка был необыкновенный человек. Ему нельзя было сказать неправды. Он тогда смотрел так и говорил: «Не лукавь». Он не хотел говорить, что ты неправду говоришь. Всегда только: не лукавь.

– Владыка чувствовал, наверное, что все думали?

– О, конечно! Он же и исцелял еще. Мне должны были сделать очень тяжелую операцию. Позвонили в приют сказать, что мало надежды. А мне было тогда 16 лет. И вот словно я просыпаюсь и слышу голос владыки, а я как будто далеко-далеко где-то, высоко-высоко. И я вижу, как все стоят где-то внизу и очень переживают из-за меня. И только голос: «Вера, открой глаза. Вера, я тебе говорю: открой глаза» И туман стал расходиться, расходиться, я открыла глаза. И владыка спрашивает меня: «Кто там стоит?», и показывает на стоящего у кровати моей. Я ответила. Он еще: «А там кто?». Я опять ответила. Он сказал: «Господь тебя благословит», – и ушел. И я стала поправляться после этого. Это было, по-моему, в 46 году. Он много исцелял. И мою приятельницу тоже. У нее тоже очень тяжелая болезнь была.

Он всегда ходил по госпиталям. И вот один случай был такой. У нас был еврейский госпиталь, очень на хорошем счету. И он пришел туда, а когда хотел уже возвращаться домой, к нему подошла женщина и говорит: «Владыка, у меня сын больной, Михаил». А он на нее посмотрел и сказал: «Он у тебя не Михаил, он у тебя Мойша, но Господь тебя благословит, и он будет здоров».

– А как вы думаете, люди чувствовали, что он святой человек?

– Конечно, это уже все знали.

Беседовал Симеон Бойков

02 / 07 / 2009