Михаил был болезненным мальчиком с плохим аппетитом; игрушечных солдатиков он превращал в монахов, а крепости - в монастыри. Святогорский монастырь, расположенный недалеко от имения Максимовичей, располагал юного Михаила к вдумчивому отношению к жизни. Будущий святитель рос послушным, так что сестра его вспоминала, как легко было родителям его воспитывать. Уже с детства в Михаиле чувствовалось какое-то особое стремление к святости, он отличался глубокой религиозностью, по ночам подолгу стоял на молитве, усердно собирал иконы, а также церковные книги. Более всего любил читать жития святых. Праведная жизнь ребенка произвела глубокое впечатление на его французскую гувернантку-католичку, и в результате она приняла православие.

Раздумывая о своем будущем, Михаил не имел тогда еще определенного решения, не зная, посвятить ли себя службе военной или гражданской. Чувствовал он непреодолимое стремление служить истине, которое воспитали в нем родители. Он одушевлялся примерами тех людей, которые за истину отдавали свою жизнь. Когда подошло время учиться, родители определили его в Петровский Полтавский Кадетский Корпус, посвященный, как говорил сам Владыка "одной из славных страниц истории России". Учился он отлично, но не любил два предмета: гимнастику и танцы. В корпусе его любили, но он чувствовал, что ему надо избрать другой путь. Особенно тому способствовало общение с законоучителем кадетов, известным протоиереем Сергием Четвериковым, автором книг о преп. Паисии Величковском и о свв. Оптинских старцах и ректором семинарии, архимандритом Варлаамом.  

День окончания кадетского корпуса (в 1914-ом году) Михаилом Максимовичем совпал со днем вступления на Харьковскую кафедру Архиепископа Антония, известного богослова и церковного деятеля, главного возстановителя на Руси патриаршества, впоследствии же Митрополита Киевского и Галицкого и основателя и первого первоиерарха Русской Зарубежной Церкви. Этот архипастырь всю жизнь вдохновлял церковно-настроенную учащуюся молодежь к духовной жизни, в силу главного качества своей души - искренней к ним любви, за что схиархимандрит Амвросий (Курганов) именовал Владыку Антония "горой любви". Услышав об юном Михаиле, о котором заговорили в церковных кругах, он захотел с ним познакомиться и стал духовным руководителем свят. Иоанна.

В Харькове Михаил поступил на юридический факультет университета, который закончил в 1918 г. и потом некоторое время служил в Харьковском суде в дни управления Украиной гетманом Скоропадским. Но сердце будущего святителя стояло далеко от мiра сего. Все время, свободное от занятий в университете, он проводил за чтением духовной литературы, особенно выделяя при этом жития святых. "Изучая светские науки, - говорил свят. Иоанн в своем слове при наречении во епископа, - я все больше углублялся в изучение науки из наук, в изучение духовной жизни". Бывая в монастыре, в котором жил Владыка Антоний, Михаил имел возможность молиться у гробницы с мощами подвижника первой половины XIX в., Архиепископа Мелетия Леонтовича, благоговейно почитавшегося, но еще не прославленного угодника Божия, который проводил ночи в молитвах, стоя с поднятыми руками. Душа будущего святителя уязвилась жаждой приобрести истинную цель и путь жизни во Христе и, по-видимому, ему он начал ему подражать в своем подвиге ночного бодрствования.

В Харькове тогда же священствовал ученик Оптинских старцев, духовный подвижник о. Николай Сангушко-Загоровский (впоследствии сподобившийся исповеднического подвига), которого хорошо знал Михаил Максимович.

Большое впечатление произвел на Михаила приезд в Харьков молодого епископа Варнавы (впоследствии - патриарха Сербского), сердечно принятого Архиепископом Антонием и повествовавшего о страданиях сербов под властью турок. Это было в январе 1917 г., перед революцией в России, когда у сербов, с которыми воевали Германия, Австрия и Турция, почти не оставалось территории, не захваченной врагами. Отклик русских людей был единодушный. Здесь, видя пример владыки Антония, Михаил почувствовал вселенское значение Церкви и долг епископа откликаться на нужды всех православных. Епископ же Варнава, став потом патриархом, с особой любовью оказывал гостеприимство и помощь иерархам Русской Православной Церкви Заграницей.

Российское лихолетье вынудило семью Максимовичей покинуть Родину и эвакуироваться в Югославию, где Михаилу удалось поступить на богословский факультет университета свят. Саввы и окончить его в 1925 г., подрабатывая продажей газет. Еще на последнем курсе Михаил был посвящен митрополитом Антонием в Белградской церкви во чтеца, а в 1926 году, им же, в монастыре Мильково Михаил был пострижен в монашество с наречением имени Иоанн, в честь своего дальнего родственника, святителя Иоанна Тобольского, и рукоположен в иеродиаконы. В том же году, на Праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы инок Иоанн стал иеромонахом. В последовавшие годы он был учителем Закона Божия в сербской государственной гимназии, а с 1929 г. стал преподавателем и воспитателем в сербской семинарии св. апостола Иоанна Богослова Охридской епархии в городе Битоле, тогда возглавлявшейся святителем Николаем (Велимировичем).

В Битоле иеромонах Иоанн снискал любовь своих воспитанников, и тогда же окружающим стали известны его духовные подвиги. О. Иоанн постоянно и безпрерывно молился, ежедневно служил Божественную Литургию или присутствовал на литургии, причащаясь Св. Христовых Таин, строго постился, и ел, обыкновенно, один раз в день поздно вечером. Будущий святитель с особенной отеческой любовью насаждал высокие духовные идеалы среди студентов-семинаристов. Студенты же первыми обнаружили его величайший подвиг аскетизма, замечая, что о. Иоанн никогда не ложился спать, а если и засыпал, то от изнеможения и, часто, во время земного поклона в углу под иконами. Епископ Николай (Велимирович), "сербский Златоуст" ценил и любил молодого иеромонаха Иоанна. Уже в то время он говорил: "Если хотите видеть живого святого, идите в Битоль к отцу Иоанну". Однажды, перед уходом из семинарии он повернулся к небольшой группе семинаристов и сказал: "Дети, слушайте отца Иоанна; он ангел Божий в человеческом образе".

Сами семинаристы постоянно убеждались в том, что св. Иоанн действительно жил ангельской жизнью. Его терпение и скромность были подобны терпению и скромности великих подвижников и пустынников. События из Святого Евангелия он переживал так, как будто они совершалось перед его глазами, всегда знал, где в Евангелии найти тот или иной стих, и, когда нужно было, мог всегда его процитировать. Он хорошо знал характер и особенности каждого студента, так что мог сказать в любой момент, когда и как любой семинарист отвечал, что он знал и чего он не знал. У него не было никаких записок: он имел дар Божий, необыкновенную память.

О. Иоанна и семинаристов связывала взаимная любовь. Для них он был воплощением всех христианских добродетелей. Они не замечали в нем недостатков, его порой невнятного произношения (он заикался в детстве, но потом этот недостаток, в основном, прошел). Не было никакой проблемы, личной или общественной, которую он не мог бы сразу разрешить. Не было вопроса, на который он не смог бы ответить. Ответ всегда был сжатым, ясным, полным и исчерпывающим, потому что он был по-настоящему глубоко образованным человеком. Образование его, его "премудрость" были основаны на самом прочном фундаменте, на "страхе Божием". За своих семинаристов Святитель усердно молился. Ночью он обходил келии, проверяя всех: одному поправит подушку, другому одеяло. Выходя из комнаты, он осенял спящих крестным знамением.         

Он был очень прост в общении, но всегда чувствовалось его прекрасное воспитание и такт; во всем проявлялось его внутреннее благородство.

В первую неделю Великого Поста св. Иоанн ничего, кроме одной просфоры в день не вкушал, так же и на Страстной неделе. Когда наступала Великая Суббота, его тело было полностью истощено. Но в день Святого Воскресения Господня он оживал, его силы возвращались. На Пасхальной заутрене он так ликующе восклицал: "Христос воскресе!" будто Христос воскрес именно в эту святую ночь. Его лицо светилось. Пасхальная радость, которой сиял сам святитель, передавалась всем в храме. Это испытал каждый, кто был в церкви со свят. Иоанном в Пасхальную ночь.

Св. Иоанн был убежденным монархистом. Более того, он считал для себя необходимым поддерживать право на власть Великого князя Владимира Кирилловича Романова. На ежедневных литургиях он всегда поминал Российский Царствующий дом, а на праздничных - по имени Великого князя Владимира. В особые дни, например, в Неделю Православия, он поминал поименно всех православных монархов: Греческого, Болгарского, Сербского и Румынского. Будучи еще в Белграде, владыка Иоанн по просьбе митрополита Антония написал статью "Происхождение закона о престолонаследии в России". Она была потом издана в Шанхае.

В 1934 г. Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей вынес постановление: возвести св. Иоанна в сан епископа с назначением его в Шанхай, викарным архиереем Пекинской миссии.

Что касается самого о. Иоанна, ничто не могло быть дальше от его помыслов. Одна его знакомая по Югославии рассказывала, что, как-то встретившись с ним в трамвае, она спросила его, по какой причине он в Белграде. На это он ответил, что приехал в город, т. к. по ошибке получил сообщение вместо какого-то другого иеромонаха Иоанна, которого должны рукоположить во епископы. На другой день она опять его увидела, и он сообщил ей, что ошибка оказалась хуже, чем он ожидал, ибо рукоположить во епископы решили именно его. Когда же он воспротивился, ссылаясь свое косноязычие, то ему сказали, что и пророк Моисей имел такое же затруднение. Посвящение состоялось 28 мая 1934 г. Святитель Иоанн был последним из епископов, рукоположенных Блаженнейшим Митрополитом Антонием. Митрополит Антоний писал тогда о владыке Иоанне Архиепископу Димитрию Хайларскому (Вознесенскому) и называл его "чудом аскетической твердости и стойкости в наше время всеобщего духовного разслабления".

Молодой епископ прибыл из Сербии в Шанхай 21 ноября 1934 г. на Праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы. На пристани собралось много людей, встречающих своего нового архипастыря, которому пришлось немедленно войти в жизнь города. Его ожидало дело достраивания кафедрального собора и разрешение создавшегося там юрисдикционного конфликта. Владыка Иоанн разрешил этот конфликт и установил связь с сербами, греками и украинцами. Святитель закончил постройку огромного собора в честь Иконы Божией Матери "Споручницы грешных", трехэтажного приходского дома и колокольни. Он обращал особое внимание на духовное образование детей, сам преподавал Закон Божий в старших классах Коммерческого училища и всегда присутствовал на экзаменах по Закону Божьему во всех православных школах Шанхая.

Он был вдохновителем и возглавителем постройки храма, госпиталя, больницы для престарелых, общественной столовой, словом, всех общественных начинаний русского Шанхая. Святитель жил жизнью своей паствы и принимал прямое участие в жизни всех эмигрантских учреждений.

Однако, принимая такое живое и деятельное участие в столь многих светских делах, он был чужд мipy. С перваго же дня его пребывания в Шанхае, он, как и раньше, ежедневно служил Божественную Литургию. Где бы он ни был, он не пропускал богослужений. Однажды, от постоянного стояния, нога владыки сильно опухла, и консилиум врачей, боясь гангрены, предписал немедленное лечение в госпитале. Владыка отказался. Тогда pyccкие доктора сообщили Приходскому Совету, что они отказываются от всякой ответственности за здоровье и даже за жизнь пациента. Члены Приходского Совета, после долгих просьб и даже грозя увезти его туда силой, заставили владыку согласиться, и он был отправлен в госпиталь. К вечеру, однако, в госпитале его уже не было, и в 6 часов в соборе он служил всенощную как всегда.         

Все суточные богослужения он совершал, ничего не пропуская, так что случалось, что на повечерии вычитывалось до 5-и канонов. Лишних разговоров в алтаре владыка не допускал, и сам он следил за тем, чтобы и прислужники вели себя как полагается, составив им правила поведения, которых он строго, но ласково, заставлял придерживаться. После литургии епископ Иоанн оставался в алтаре по 2 или 3 часа и как-то заметил: "Как трудно оторваться от молитвы и перейти к земному".

По ночам бодрствовал. Никогда не ходил "в гости", но у нуждающихся в помощи неожиданно появлялся, и притом - в любую погоду и в самые необычные часы. Ежедневно посещал больных со Святыми Дарами. Его часто можно было видеть в ненастье, в поздний час, идущего по улицам Шанхая пешком, с посохом в руках и в развивающейся от ветра рясе. Когда его спрашивали, куда он направляется в такое время, святитель отвечал: "да здесь, недалеко, нужно навестить такого-то или такую-то". И когда его подвозили, то это "недалеко" зачастую оказывалось 2-3 километрами. Он обладал прозорливостью и даром сильной молитвы. Записано множество случаев чудесной помощи по молитвам владыки Иоанна.

Некая прихожанка в 1939 г. по причине постигших ее испытаний стала терять веру. Однажды, войдя в храм во время служения Владыки Иоанна, она увидела, как во время пресуществления святых Даров огонек в виде большого тюльпана опустился в Чашу. После этого чуда вера вернулась к ней, и она стала каяться в своем малодушии.

Владыку Иоанна видели в неземном сиянии, видели в воздухе во время молитвы...

"Заботясь о спасении душ человеческих, - говорил святитель, - нужно помнить, что люди имеют и телесные потребности, громко заявляющие о себе. Нельзя проповедовать Евангелие, не проявляя любовь в делах". Одним из проявлений такой любви было основание Приюта свят. Тихона Задонского для сирот и для детей нуждающихся родителей. Он созвал дам и с их помощью, начав с 8 сироток, организовал приют, который дал убежище многим сотням детей за свое 15 летнее существование в Шанхае. Владыка сам собирал больных и голодающих детей на улицах и темных закоулках Шанхая. Однажды, одну девочку он привел в приют, "купив" ее у китайца в обмен на бутылку водки.             

Верующие Шанхая платили своему архипастырю чувством глубокой любви и уважения, как видно из следующей выдержки письма, написанного ими Митрополиту Мелетию в 1943 году:

"Мы, светские люди, миряне, не касаемся его (свят. Иоанна) богословской начитанности, эрудиции, глубоко проникновенных Апостольской верою поучений, произносимых почти ежедневно и нередко печатаемых. Мы, шанхайская паства, будем говорить о том, что видим и чувствуем в нашем разноплеменном городе со дня приезда в него нашего святителя, что видим грешными глазами и что чувствуем нашим христианским сердцем.

Со дня его приезда прекратилось печальное явление разделения церквей, из ничего создался приют свят. Тихона Задонского, в настоящее время кормящий, обувающий и учащий 200 детей; улучшилось положение Дома Милосердия имени св. Филарета Милостивого; больные во всех шанхайских госпиталях посещаются священниками, вовремя причащаются, а, в случае кончины, и бездомные отпеваются; умалишенные в госпитале далеко за городом навещаются им лично; заключенные в тюрьмах Сеттльмента и Французской концессии имеют возможность молиться в местах заключения за Божественной литургией и приобщаться ежемесячно; им обращено серьезное внимание на воспитание и обучение юношества в строго православном и национальном духе; во многих иностранных школах наши дети учат Закон Божий; во все трудные моменты общественной жизни мы видим его идущим впереди и защищающим нас и исконно русские устои до последней возможности, или же призывающим к жертвенности; все сектантские организации и инославные исповедания поняли и понимают, что борьба с таким столпом Православной веры весьма трудна; наш святитель неустанно навещает церкви, больницы, школы, тюрьмы, учреждения светские и военные, всегда принося своим приходом ободрение и веру. Со дня его приезда ни один больной не получил отказа в его молитвах, личном посещении, а по молитвам святителя многие получили облегчение и выздоровление. Он, как факел, освещает нашу греховность, как колокол, будит нашу совесть, зовет нашу душу на подвиг христианский, зовет нас, как Пастырь Добрый, чтобы мы хоть на минуту отвлеклись от земли, житейской грязи, и возвели очи свои к небу, откуда только и приходить помощь. Он - тот, который по словам апостола Павла, образ есть верным: "в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте" (1Тим. 4, 12)".

И его паства не ошиблась, давая столь высокую оценку деятельности своего пастыря. Люди верно почувствовали в нем готовность "положить душу" за свое стадо. Во время японской оккупации, после того, как два председателя Русского эмигрантского комитета были убиты, и страх охватил русскую колонию, свят. Иоанн, несмотря на несомненную опасность, объявил себя временным главой русской колонии.

Чудотворная сила молитв и прозорливость Святителя Иоанна были известны в Шанхае. Как-то на Пасхальной неделе пришел свят. Иоанн в еврейский госпиталь, чтобы навестить православных больных, там находившихся. Проходя по одной палате, он остановился перед ширмой, закрывающей кровать, на которой умирала пожилая еврейка. Родственники её, в приемной того же госпиталя, уже ожидали её кончины. Святитель поднял над ширмой крест и громко провозгласил: "Христос Воскресе!" Больная очнулась и попросила воды. Святитель, подойдя к сиделке, сообщил: "Больная просит пить". Медицинский персонал был поражен переменой, происшедшей в только что умиравшей. В скором времени она поправилась и выписалась из госпиталя. Таких случаев было много.

Случилось, что свят. Иоанна срочно вызвали причастить умирающего в больнице. Взяв Св. Дары, Святитель отправился с другим священнослужителем в госпиталь. По прибытии туда они увидели молодого и жизнерадостного человека, возрастом 20-ти с лишним лет, играющего на гармошке. Он уже поправился и скоро должен был покинуть госпиталь. Святитель подозвал его со словами: "Хочу сейчас тебя причастить". Молодой человек тотчас же подошел к нему, исповедовался и причастился. Изумленный священнослужитель спросил св. Иоанна, почему он не пошел к умирающему, а задержался с очевидно здоровым молодым человеком. Святитель ответил очень кратко: "Он умрет сегодня ночью, а тот, который тяжело болен, будет жить еще много лет". Так и произошло. Подобные чудеса Господь являл через Своего угодника и в Европе, и в Америке.

С 1941 г. православная Церковь в Китае оказалась в изоляции от всего православного мира: связь с Зарубежным Синодом была прервана в результате военных действий в Европе и Азии и освободительной борьбы Китая против Японии.

После окончания 2-ой мировой войны со стороны Московской Патриархии было произведено усиленное давление на русское заграничное духовенство с целью подчинения его новому "патриарху" Алексию, преемнику "патриарха" Сергия, издавшего в 1927 г. декларацию о сотрудничестве Церкви с советской властью.

В июне 1945 г. состоялось епископское Совещание Харбинской епархии с участием митр. Мелетия, архиеп. Димитрия и еп. Ювеналия. Результатом этого Совещания стало решение просить "патриарха" Алексия I о переходе в Московский патриархат.

Пекинская епархия решала самостоятельно этот же вопрос. 31 июля 1945 г. епископ Иоанн (Максимович) в письме архиепископу Виктору убеждал того принять московскую юрисдикцию: "...После решения Харбинской епархии и в виду отсутствия сведений о Заграничном Синоде в течение ряда лет, иное решение нашей епархии сделало бы ее совершенно независимой, автокефальной епархией. Канонических условий для такой независимости не имеется, так как сомнений в законности признанного Патриарха не имеется. Отношения с той церковной властью также делаются возможными, так что неприменим Указ от 7 ноября 1920 г. [1] Возношение же имени Патриарха <...> необходимо Вашим Указом ввести безотлагательно во всей епархии"[2], что и было сделано.

За Харбинской и Пекинской епархиями последовал и архиепископ Нестор Камчатский, который ранее, до 1931 г., уклонялся к "евлогианам" и признавал митр. Сергия (Страгородского), сохраняя верность ему, но затем вновь вернулся в РПЦЗ.

1 октября 1945 г. делегации в составе епископа Ростовского и Таганрогского Елевферия и священника Григория Разумовского был выдан мандат № 1263 за подписью Патриарха с поручением посетить Харбин и "воссоединить находящихся в расколе" на территории Маньчжурии архиереев. Сделать это было несложно, ибо империя Маньчжоу-Го оказалась к этому времени оккупирована советскими войсками. Собственно Китай посетить не удалось в связи с военной обстановкой. Все иерархи и почти весь клир на территории Маньчжурии с радостью приняли юрисдикцию Московского Патриарха, однако советскими властями это обстоятельство стало использоваться для принуждения принять и советское гражданство. Из числа видных церковных деятелей не принял юрисдикцию Патриарха сын архиепископа Димитрия Хайларского - архимандрит Филарет. [3]

7 декабря 1945 г. "патриарх" Алексий отправил в Харбин митр. Мелетию следующую телеграмму: "...С отеческой радостью и любовию принимаем в лоно Матери-Церкви архипастырей, клир и мирян Харбинской, Камчатско-Петропавловской и Китайско-Пекинской епархий..." [4]

К сожалению, это решение советского лжепатриарха было приветствовано епископом Иоанном. Он не только поминал Алексея Симанского за богослужениями как главу всей Русской Церкви, но даже служил благодарственные молебны о победе Красной Армии и собирал пожертвования для МП.

В своем Послании Шанхайской пастве 2 августа 1946 г. еп. Иоанн писал: "Ввиду перерыва сообщений с иными странами мы в то время в течение нескольких лет были оторваны от Высшего Церковного Управления Заграницей и временами на значительные промежутки бывали отрезаны от епархиального центра, вынужденные тогда самостоятельно руководить местной церковной жизнью, но принимая все возможности к восстановлению сношений.

Во время войны была сделана попытка создать церковное Управление Восточной Азии под главенством митрополита Мелетия. Тогдашние власти в Харбине весьма настаивали на том, чтобы было прекращено поминовение митрополита Анастасия, которого они считали своим недоброжелателем. Однако, обосновав многими ссылками на каноны, дальневосточные иерархи воспротивились тому и продолжали считать митрополита Анастасия главою Зарубежной Церкви. После разгрома Германии о судьбе Заграничного Синода не было никаких сообщений, и о том ходили разные слухи. В конце июля прошлого года мы получили известие, что харбинские иерархи постановили просить Святейшего Патриарха Московского о принятии их в свое ведение. Мы немедленно написали архиепископу Виктору, что, не имея сведений о судьбе Заграничного Синода и не будучи вправе оставаться вне подчинения высшей Церковной власти, мы должны также войти в сношение со Святейшим Патриархом Московским и при отсутствии препятствий подчиниться ему.

<...> Зарубежное церковное управление признало полезным для Церкви продолжать и дальше иметь о нас духовное попечение, о чем и известило нас, а нами о том был поставлен в известность Высокопреосвященный Начальник миссии. В силу того мы не считаем возможным принять какие-либо решения по сему вопросу без указания и одобрения Русской Зарубежной церковной власти. Еще на Соборе 1938 г., в котором мы принимали участие, было постановлено, что когда настанет час возвращения на Родину, иерархи Зарубежья не должны действовать разрозненно, и вся Зарубежная Церковь должна представить Всероссийскому Собору свои деяния, совершенные во время вынужденного разъединения

<...> Сообщения о беспрепятственном восстановлении канонически-молитвенного общения с Московской Патриархией, полученное архиепископом Виктором в Великую Субботу в ответ на обращение его к Святейшему Патриарху Алексию в августе прошлого 1945 года, искренно нас порадовало, ибо в том мы узрели начало взаимного понимания между двумя частями Русской Церкви, разделенными границей, и возможность взаимной поддержки двух объединяющих русских людей центров, внутри и вне нашего Отечества. Стремясь к единой общей цели и действуя отдельно в зависимости от условий, в которых каждая из них находится, Церкви внутри России и за рубежом успешнее смогут достигать как общую, так и свои особые задачи, имеющиеся у каждой из них, пока не настанет возможность полного их объединения.[Выделено нами - А.П.] В настоящее время Церковь внутри России должна залечивать раны, нанесенные ей воинствующим безбожием, и освобождаться от уз, препятствующих внутренней и внешней полноте ее деятельности. Задачей Зарубежной Церкви является предохранение от распыления чад Православной Русской Церкви и сохранение духовных ценностей, принесенных ими с Родины, а также распространение Православия в странах, в которых они проживают. К сему были направлены и деяния Собора Зарубежных иерархов, состоявшегося в годовщину поражения Германии в занятом союзниками городе Мюнхене."[5]

По ошибочному тогдашнему разумению свт. Иоанна, [как и многих нынешних архиереев РПЦЗ, стремящихся к объединению с "Московской Патриархией"] разрыв с МП считался лишь формальным: Синод РПЦЗ и сергиан только "разделяла граница", а задачи были "общие"; при этом канонически Зарубежная и Советская церкви мыслились как "две части" одной Русской Церкви, которые имеют "безпрепятственно" объединиться, лишь только этому будет благоприятствовать внешнеполитическая обстановка. Мотивы объединения с сергианами имели чисто законническое, юридическое основание. Это экклезиологическое заблуждение святителя Иоанна коренилось в двойственном отношении РПЦЗ к сергианскому расколу.

С самого начала, при первоиераршестве митр. Антония (Храповицкого) и при последующих Первоиерархах РПЦЗ, сергиане не были ясно осуждены, т. е. анафематствованы, как это случилось в Катакомбной Церкви. Постановления о сергианах тайных Соборов Катакомбной Церкви, решения которых доходили из СССР до заграничного Синода и отдельных архиереев, игнорировались, и никакого обязательного значения иерархи РПЦЗ им не придавали. За исключением частных заявлений, в РПЦЗ никогда не было сформулировано догматически, что собою представляет сергианство. В официальных определениях РПЦЗ избегала употребления понятий "ересь" и "раскол" в отношении сергианства, ограничиваясь лишь расплывчатыми формулировками субъективного характера: "порабощение Высшей Церковной Власти в СССР безбожниками", "несвобода волеизъявлений руководства МП" и т. д. Таким образом, владыки РПЦЗ признавали официально каноническо-административные (юридические), но не вероисповедные причины размежевания с МП.

На Дальнем Востоке почти все иерархи подчинились новоизбранному "патриарху", так что Дальневосточный Митрополичий округ считался весь подчинившимся. Конечно, не все в Китае последовали им. Около двух десятков клириков отказались наотрез поминать сергианского "патриарха" за богослужениями. Вскоре все они очутились "в местах, не столь отдаленных".

Очень скоро, однако, свят. Иоанн, узнав, что, вопреки слухам, митр. Анастасий жив, и заграничный Синод действует, отказался от подчинения МП. Тогда он подвергся особенно сильному давлению и угрозам со стороны своего правящего архиерея Архиепископа Виктора. Ответ Святителя был прост: "Я подчиняюсь Зарубежному Синоду, и как он мне укажет, так я и должен поступить".

15 июня 1946 г. Архиепископ Виктор "отстранил" владыку Иоанна своим указом и запретил его в служении. Владыка Иоанн, узнав об этом, 16 июня возшел на амвон и сказал молящимся, что он отстранен за верность присяге, данной Зарубежному Синоду, которую оба они приносили: и он, и Архиепископ Виктор. "Я подчинюсь этому указу в том лишь случае, когда мне докажут Священным Писанием и законами любой страны, что клятвопретупление есть добродетель, а верность клятве есть тяжкий грех, "- сказал тогда святитель [6].