Увы, даже в последнее время на Белую гвардию сыплются шишки - и справа, и слева. Спор этот не нов. Заочную дискуссию с красными пропагандистами, а также западными либералами, белоэмигранты вели в 30-х, конце 40-х - начале 50-х годов. Какую же аргументацию выдвигали белогвардейцы тогда? Фраза, которую сказал генерал Деникин, как мне кажется, перевешивает любой аргумент: "Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых восстать против безумия и преступлений большевистской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушенную Родину, - это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельных полей старого континента, обреченных на колонизацию пришельцев с Запада и Востока. К счастью, мы принадлежим к замученному, но великому русскому народу". Сильно сказано, и очень точно.

А ведь действительно, вопрос принципиальный: имеет ли нация, в лице своих лучших представителей, право защищаться и защищать свою страну от чужеродного насилия? Или она должна покорно склонить голову под топор палача, как это делали рабы в Чечне?

Героическая борьба Белой гвардии лично мне представляется в следующей аллегории. Мчится поезд-экспресс. В один вагон врывается банда насильников и убийц и начинает издеваться над пассажирами. Из всего вагона находится всего один мужчина, офицер, который восстаёт против насилия и пытается защитить безоружных людей. Его борьба заранее обречена на поражение. Но голос чести и совести не даёт ему права отлежаться под лавкой. И он погибает в бою.

А разве не предопределено было поражение горстки белых храбрецов? Разве попытка спасти Россию не была с самого начала жертвенной? Ведь противостоял им ослепленный, клюнувший на большевистскую пропаганду народ. Это обстоятельство лишь поднимает подвиг Белой гвардии в наших глазах. "Мы уходим в степь для того, - писал один из зачинателей Белого дела генерал Михаил Алексеев, - чтобы зажечь светоч в той черноте, которая охватила Россию". "Если будет нужно - мы покажем, как должна умереть Русская армия", - говорил генерал Лавр Корнилов.

Если же говорить об обвинениях, которые предъявляют Белому движению некоторые наши современные "патриотические" публицисты, то их, основных обвинений, три. Первое - белогвардейцы были людьми неверующими, они проиграли из-за того, что им не хватало веры в Бога. Нам ли, сидящим в безопасных и тёплых кабинетах, обвинять людей, сознательно шедших на смерть, в теплохладности?

Сам жертвенный подвиг Белой гвардии говорит об обратном.

Начертанные на знамёнах Белой гвардии слова "За Бога и Родину!" не оставляют двусмысленности в целях движения. Да, по некоторым сведениям, генерал Деникин, полагая, что мотивация белогвардейцев в первую очередь патриотическая, а не религиозная, не включил в свою декларацию пункта о защите веры. Эту ошибку исправил его преемник - генерал Врангель, в обращении которого к русской нации первой строкой стояло: "За поруганную веру и оскорбление её святыни". В бой белогвардейцы шли с песней: "Смело мы в бой пойдём за Русь Святую, и как один прольём кровь молодую" (эту песню тут же перелицевали большевики, заменив "Русь Святую" на "власть Советов" и "в борьбе за это").

Естественно, что и российское духовенство относилось сочувственно к Белой борьбе. В белогвардейцах священнослужители видели своих защитников, а в белых правителях - преемников и наследников былой российской государственности. Достаточно сказать, что примерно треть всего епископата Русской Церкви укрылась от большевиков на территориях, занятых белыми армиями. Есть сведения (например, записки митрополита Вениамина и других иерархов), что сочувствовал Белой борьбе и Святейший Патриарх Тихон, но, тем не мене, Белое движение не благословлял. В своих посланиях от 8 июля и 25 сентября Патриарх призывал священнослужителей воздерживаться от поддержки белой власти и не оказывать предпочтения той или другой борющейся стороне, поскольку решительно выступал против насилия и кровопролития с любой стороны.

На территориях, занятых Белыми армиями, возникли временные органы церковного самоуправления. Был возобновлён унаследованный от Императорской армии институт армейских и флотских священников. Возглавил его епископ (будущий митрополит) Вениамин (Федченков). И потому богослужения и молебны были традицией в жизни Белой гвардии. Понимали значение религии и белые правители. По воспоминаниям современников, архиепископ Феофан Полтавский благословил генерала Врангеля иконой перед тем, как тот принял командование армией.

Важным событием для Русской армии Врангеля стали "дни покаяния". Три сентябрьских дня 1920 г., денно и нощно во всех севастопольских храмах шли службы и исповеди. Среди всевозможных грехов поминалось и об убийстве царской семьи. А на праздник Воздвижения Креста Господня все причащались.

Митрополит Вениамин (Федченков), вспоминая те дни, писал: "Обхожу я как-то ночью Перекопский вал. Вижу - молодёжь. Подсел к ним. Они не знают, что я - архиерей. Знаков отличия не имел тогда. Грустно разговаривают... Ещё безусые...

- Батюшка, - спрашивают они, - неужели мы проиграем? Ведь мы за Родину и за Бога!"

Второе обвинение - в антимонархизме белогвардейцев. Дескать, белые от красных ничем не отличались, так как и те, и другие были против самодержавия. Если не считать пассажа "ничем не отличались" - это обвинение - во многом справедливое. Но...

Да, и в армии адмирала Колчака, и в Добровольческой армии публика собралась весьма разношерстная. Были и вчерашние либералы, неудавшиеся соперники большевиков, были и социалисты всех разновидностей (кстати, многие из них к этому времени образумились). Общая беда объединила несоединимое. (Не так ли случилось после 1991 г., когда пытались объединиться патриоты и коммунисты?) Многие из лидеров Белого движения действительно поспособствовали Февральской революции: Корнилов, Алексеев, Деникин... Однако основная часть белого офицерства - из так называемого среднего командного звена - придерживалась явно монархических воззрений: военные - народ консервативный.

Обвинять белогвардейских офицеров и их командиров в развале самодержавия - это всё равно, что обвинять современную армию в развале Советского Союза. Будучи офицерами Императорской армии они могли воспринять отречение Государя только как данность. Что они (и не только они, а все монархисты) могли сделать в данной ситуации? Кого представлять, когда лишились своего знамени?

Адмирал Александр Васильевич Колчак, смещённый за свои монархические убеждения Временным правительством, лишь выбросил свой кортик за борт, чтобы не отдавать в руки распоясавшейся матросне. Перед своей казнью, на допросе в иркутском ЧК, адмирал говорил: "Я относился к монархии как к существующему факту, не критикуя и не вдаваясь в вопросы об изменении существующего строя. Как военный, я считал обязанностью выполнять только присягу, которую я принял... До революции 1917 года я считал себя монархистом..."

Надо помнить, в какой атмосфере проходила Февральская революция. Как писал Иван Солоневич: "Стада восторженных людей бродили по улицам".

Собственной кровью впоследствии искупили свои заблуждения и вину перед государем многие деятели Белого движения, такие, как Лавр Корнилов.

От монархии тогда отказались все, включая членов Дома Романовых. Что же было делать армии? Военные присягали на Евангелии Временному правительству с его кажущейся (в глазах всего общества) легитимностью. Увы...

Но почему же наиболее активная и сознательная часть русской нации - офицерство - не должна была попытаться остановить "красное колесо"? Что же, если царя нет, то гори всё синим пламенем?

Кстати, вспоминая генерала Корнилова, его соратник по Белому движению, генерал Абрам Драгомиров, писал, что тот разочаровался в своих демократических воззрениях и понял, что "выход из революции мог быть сделан не на путях каких-то хитроумных политических комбинаций, а только на возврате нашей Родины на её торный тысячелетний религиозно-духовный путь".

В белых средствах массовой информации политика в те годы была осторожной. С одной стороны, в Ростове, пользуясь поддержкой генерала Деникина, издавал промонархическую газету "Благовест" Владимир Пуришкевич (один из создателей Союза Русского Народа, глава Союза Михаила Архангела). А с другой стороны, когда глава военного духовенства Русской армии Врангеля - епископ Вениамин - стал печатать в своей газете статьи в поддержку идеи самодержавия - военное руководство попросило его впредь быть поаккуратнее. Вынуждены были временно (как им казалось) мириться с атмосферой, царившей тогда в народных массах.

Правильную ли политику вели руководители Белого движения, дистанцируясь от самодержавия? "Нет", - отвечал Иван Солоневич, и писал, что стоило лидерам Белого движения выдвинуть идею "народного царя", как красные не продержались бы и трёх дней. Подобную фразу приписывают и Троцкому. "Нет", - скажем гордо и мы, с высоты сегодняшнего дня. Но - Господь и история им судья. Можно сейчас сколько угодно рассуждать и осуждать, но они жили в то время, а не мы.

Третье обвинение - в жестокости белогвардейцев - представляется ну просто иезуитским лицемерием. Война есть война. Факт, что в бескомпромиссной вооружённой борьбе люди ожесточаются. (Для сравнения: любимая тема демократических СМИ последних лет - жестокость российских войск в Чечне.) Очень хорошо по этому поводу выразился выдающийся историк Сергей Петрович Мельгунов. Он признавал, что был и красный, и белый террор. Но белый террор - просто на почве разнузданной личной мести, а красный террор был на государственном уровне. Ни одного документа, который бы учредил белый террор нет. Да, белогвардейцы, как и красные, расстреливали военнопленных. Но никогда не было, допустим, такого, как поступали красноармейцы в войсках Фрунзе: погружали на баржу сотни белогвардейцев со связанными за спиной руками, вывозили их на середину реки и затопляли. (Кстати, подобным же образом красноармейцы потопили несколько десятков монахинь Самарского Иверского женского монастыря, вся вина которых состояла в том, что они смели верить в Бога.)

Впрочем, повторимся: война есть война. И если не ты стреляешь, то стреляют в тебя. Красный же террор был направлен не только и даже не столько против вооружённых противников. В первую очередь он выкосил безоружных и беззащитных. 11 июня 1919 г. ЦК РКП(б), по инициативе столь любимого нашими коммунистами товарища Дзержинского, принимает решение расстреливать семьи людей, перешедших на сторону белых, всех: женщин, детей, стариков. Стреляли не только в семьи участников Белого движения. Были уничтожены целые сословия, целые пласты русской нации, лучшие люди страны, объявленные неблагонадёжными: дворянство, духовенство, профессура, купечество, казачество, крестьянство. Это сотни тысяч, миллионы людей! И после этого у кого-то есть совесть ставить знак равенства между белыми и красными?! Это всё равно, что равнять Новомучеников и Исповедников Российских с их мучителями.

С точки зрения автора этих строк, никого из красных нельзя называть героем. Ни Чапаева, ни Блюхера, ни Будённого. Несмотря на их личное человеческое мужество. Потому что герой - это не просто смелый человек, а пример для подражания. Как нельзя назвать героем, допустим, кого-нибудь из нацистских генералов и офицеров, тоже наверняка проявлявших храбрость на полях сражений. И если тот же Чапаев в Первую мировую получил три "Георгия", значит, пойдя на службу большевикам, он предал все свои былые идеалы.

Во что и в кого можно верить, служа осквернителям святынь?

Да, всякое было на той, Гражданской войне. И белогвардейцы, конечно же, не святые. Но само дело было святое: очистить Россию от интернациональной нечисти, богоборцев и цареубийц.

Да, белые проиграли. Потому что сила была не на их стороне, а на стороне зла. Но Бог не в силе, а в правде. Ведь нельзя же сказать, что проиграли Новомученики Российские, не отрекшиеся от Христа и принявшие мученическую кончину. Их Господь прославил в лике святых.

Белогвардейцы, отдавшие свои жизни на полях сражений, - тоже мученики. Мученики за Отечество. Увы, за своё мученичество принявшие лишь терновый венец, а не благодарность потомков, даже тех, кто называет себя православными патриотами.